Конечно, царь: сильна твоя держава,
Ты милостью, раденьем и щедротой
Усыновил сердца своих рабов.
Но знаешь сам: бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко
пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Ей нравится бесстыдная отвага.
Так если сей неведомый бродяга
Литовскую границу перейдет,
К нему толпу безумцев привлечет
Димитрия воскреснувшее имя.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся
надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в
пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Всё это знал Левин, и ему мучительно, больно было смотреть на этот умоляющий, полный
надежды взгляд и на эту исхудалую кисть руки, с трудом поднимающуюся и кладущую крестное знамение на тугообтянутый лоб, на эти выдающиеся плечи и хрипящую
пустую грудь, которые уже не могли вместить в себе той жизни, о которой больной просил.
Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на
пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что в ней вся его
надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.
С приходом в порт Ллойд у нас было много приятных ожиданий, оттого мы и приближались неравнодушно к новому берегу, нужды нет, что он
пустой. Там ожидали нас: корвет из Камчатки, транспорт из Ситхи и курьеры из России, которые, конечно, привезли письма. Все волновались этими
надеждами.
Но чего
Надежда Васильевна никак не могла понять, так это отношений Привалова к Половодовой, этой
пустой светской барыне, кроме своей красивой внешности не имевшей за собой решительно ничего.
— Вы не можете… Ха-ха!.. И вот единственный человек, которого я уважала… Отчего вы не скажете мне прямо?.. Ведь я умела же побороть свой девический стыд и первая сказала, что вас люблю… Да… а вы даже не могли отплатить простой откровенностью на мое признание, а спрятались за
пустую фразу. Да, я в настоящую минуту в тысячу раз лучше вас!.. Я теперь поняла все… вы любите
Надежду Васильевну… Да?
Увы! тут вовсе нет никакой двойной морали, а что касается до угрызений совести, то самая
надежда на них оказывается
пустым ребячеством.
— Да, дядюшка, что ни говорите, а счастье соткано из иллюзий,
надежд, доверчивости к людям, уверенности в самом себе, потом из любви, дружбы… А вы твердили мне, что любовь — вздор,
пустое чувство, что легко, и даже лучше, прожить без него, что любить страстно — не великое достоинство, что этим не перещеголяешь животное…
Нет! не тебе, моей подруге,
Узнай, назначено судьбой
Увянуть молча в тесном круге
Ревнивой грубости рабой,
Средь малодушных и холодных,
Друзей притворных и врагов,
Боязней и
надежд бесплодных,
Пустых и тягостных трудов!
Улыбка появилась на лице Печорина, эта книжка, как
пустой лотерейный билет, была резкое изображение мечтаний, обманутых
надежд, несбыточных, тщетных усилий представить себе в лучшем виде печальную существенность.
Но прошло два года, и хотя ничего особенно важного не случилось в эти годы, но общественные стремления представляются теперь далеко уже не в том виде, как прежде. Много разочарований испытали уже мы на новой дороге, многие
надежды оказались
пустыми мечтами, много видели мы явлений, способных сбить с толку самого простодушного из оптимистов, вообще отличающихся простодушием. И нет прежнего увлечения, прежнего задушевно-гордого тона…
«Но полузатопленное судно не шло ко дну: вероятно,
пустые бочки, бывшие в трюме, спасли нас», — вставил капитан, — и
надежда закралась в сердца моряков,
надежда, что вот-вот на горизонте покажется парус судна, которое заметит погибавших.
Теркин тоже подосадовал на старушку за перерыв их беседы. У него было еще многое на сердце, с чем он стремился к Аршаулову. Сегодня он с ним и простится и не уйдет от него с
пустыми руками… И утомлять его он боялся, хотя ему вид Аршаулова не показался уже таким безнадежным. Явилась
надежда вылечить его, поселить на юге, обеспечить работой по душе.
Когда мне рассказали все, я подошел и поцеловал его руку, бледную, вялую руку, которая никогда уже больше не поднимется для удара, — и никого это особенно не удивило. Только молоденькая сестра его улыбнулась мне глазами и потом так ухаживала за мной, как будто я был ее жених и она любила меня больше всех на свете. Так ухаживала, что я чуть не рассказал ей о своих темных и
пустых комнатах, в которых я хуже, чем один, — подлое сердце, никогда не теряющее
надежды… И устроила так, что мы остались вдвоем.
Избушку заколотили до времени, хотя не было
надежды, что найдется человек, который бы решился в ней поселиться. Она простояла бы так
пустая, быть может, много лет, когда в Зиновьеве объявился беглый Никита. Когда возник вопрос, куда девать его на деревне, у старосты Архипыча, естественно, возникла в уме мысль поселить его в избушке Соломониды.
— О делах, матушка, думать всегда время, — заметил князь Василий. — На княгиню Анну
надежда плоха, она, кажется, не расположена помогать нам, с ней мы сыграли в
пустую, а может быть мы устроим и сразу две свадьбы, Софи с Путиловым и Виктора и Ляховой.